Философские проблемы теории журналистики

Г.В. Иващенко,

кандидат философских наук

Т.В. Науменко,

кандидат философских наук

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ЖУРНАЛИСТИКИ КАК ОБЛАСТЬ ИССЛЕДОВАНИЙ
К настоящему моменту в среде ученых, разрабатывающих теоретико-журналистскую проблематику, четко осознан тот факт, что “для нашей науки наступило время, когда ее дальнейшее развитие зависит, прежде всего, от совершенствования ее теоретического фундамента, от изучения закономерностей, которые лежат в ее основе... В самых различных областях нашей науки - будь то история журналистики, методика, исследование специфики средств массовой информации или социология журналистики - дальнейший прогресс познания в значительной степени зависит от систематизации уже полученных, довольно значительных (объемных) знаний об основных признаках журналистики, от более точного установления внутренней связи, соединяющей их в единое целое.
Ядром этой задачи является дальнейшая разработка категориальной системы теории журналистики, то есть системы общих, основополагающих понятий, которые позволяют понять сущность журналистики”.1,
Выработано, наконец, и понимание того, что “такой “работающей” в принципиальном методологическом плане может быть концепция предмета, структуры и задач науки о журналистике - своеобразная метатеория журналистики, имеющая методологический смысл, позволяющая и требующая взглянуть на науку о журналистике в целом, во внутренней связи и зависимостях различных, часто достаточно далеко разошедшихся “фрагментов” и “отраслей” знания.
В современных условиях такой метатеоретический взгляд чрезвычайно важен, поскольку перед журналистской наукой возникают новые, притом ориентированные на прагматическое использование, задачи, тогда как наука пребывает, так сказать, в несобранном состоянии”.
С такими оценками невозможно не согласиться, не разделить обеспокоенность авторов по поводу “несобранности” журналистской науки.
В самом деле, эта наука в течение последних десятилетий достаточно активно развивалась, но развивалась преимущественно “вширь”, а не “вглубь”, результатом чего явилась в целом сравнительно слабая разработка собственно теоретических проблем журналистики.
Одним из отрицательных результатов такого положения дел является своего рода категориальная несогласованность исследовательских подходов, влекущая за собой категориально понятийную нестрогость и терминологическую разноголосицу относительно даже важнейших категорий и понятий исследуемой сферы.
Показательным примером категориальной нестрогости является, в частности, проблема понятийного осмысления и терминологического оформления, обозначения журналистики как деятельности. Такими категориями, как “журналистская деятельность”, “деятельность журналиста”, “творческая деятельность журналиста”, “деятельность СМИ”, “деятельность печати” и т. д., оперируют не просто даже как синонимами, а как тождественными взаимозаменяемыми понятиями, которыми они отнюдь не являются, имея разные денотаты. И хоть все эти понятия вполне уместны в определенных, достаточно четко фиксированных смыслах, теоретическое оперирование ими как тождественными понятиями чревато не только логическими, но и фактическими, содержательными ошибками, что нередко и происходит в работах по теории журналистики при таком "облегченном" отношении к категориально понятийному аппарату.
Чтобы не быть голословным, обратимся, например, к современному состоянию разработки основополагающей категории теории - понятия “журналистика”.
В работе Е. П. Прохорова “Введение в теорию журналистики”, М., 1995 г. журналистика определяется как социальная система в совокупности следующих сторон и проявлений:
- как особый социальный институт;
- как система видов деятельности;
- как совокупность профессий;
- как система произведений;
- как комплекс каналов передачи массовой информации, или, в обобщенном виде как специфический социальный институт, деятельность в рамках которого требует особых профессиональных знаний и навыков по созданию системы различных произведений для широкой совокупности каналов массовой информации различной социально-творческой направленности”.
С. Г. Корконосенко дает следующее определение: “Журналистика - это общественная деятельность по сбору, обработке и периодическому распространению актуальной социальной информации (через печать, радио, телевидение, кино и т.п.); еще одно значение слова - система предприятий и средств сбора и доставки информации: редакции, телерадиокомпании, информационные агентства и их производственно-техническая база. Термином “журналистика” обозначается также продукция журналистской деятельности - произведения, из которых составляются номера газет и журналов, программы радио и телевидения”.
С такой трактовкой понятия “журналистика” согласен и Н. Н. Липовченко.
Представляя собой, по существу, описание журналистики как явления, а не собственно теоретическое понятие, подобное понимание журналистики, не вычленяет системообразующего признака предмета, а, значит, не позволяет вскрыть его сущность, рядополагая совершенно не рядоположенные аспекты сферы общественной жизни, именуемой “журналистика”. В самом деле, какая сторона (или аспект) последней является определяющей, то есть, определяющей все остальные стороны (или аспекты)? Особый социальный институт? Или система видов деятельности? Или, может быть, совокупность профессий? Или что-нибудь еще? Ведь эти стороны (или аспекты) даны в определении Е. П. Прохорова практически “через запятую”. Правда, в “обобщенном” определении автор “отдает предпочтение” такой стороне журналистики, как “социальный институт”, именно через него определяя все остальные стороны.
Журналистика, безусловно, представляет собой частный случай таких социальных институтов, которые создаются людьми, а не складываются независимо от их воли (как, скажем, институт семьи). Но при этом остается неясным, кто и с какой целью создал этот “специфический институт, деятельность в рамках которого требует особых профессиональных знаний...” и т. д. А ведь этот “кто-то”, в таком случае, будет “первичнее” по отношению к журналистике, чем созданный им социальный институт, и, стало быть, как минимум, через него надо было бы определять все иные ее стороны.
Как известно, теория (для того, чтобы состояться как теория) в категориально понятийном плане должна представлять собой теоретическое развертывание исходной категории в систему категорий, подчиняющейся определенной субординационно-координационной связи. Только тогда это будет система (то есть ансамбль), а не конгломерат категорий, сведенных под одну крышу на том только основании, что все они выступают в качестве значений термина (в данном случае - “журналистики”).
Правда, Е. П. Прохоров в другом месте своей работы говорит уже о “массовой информации” как базисном понятии, центральной категории теории журналистики, делая вывод, что “через характеристику деятельности журналистики по сбору, обработке, компоновке, распространению массовой информации проявляется сущность журналистики как особой сферы социальной деятельности”.
И этот вывод, как представляется, бесспорен: действительно, то, что именуется в теории массово-информационной деятельностью - есть явление журналистики, то есть то, как является, проявляется ее сущность. Но при этом сама сущность журналистики “ускользает” от исследователя, оставаясь невскрытой, хотя автор этого не замечает, заявляя десятью страницами ниже, что массово-информационная деятельность является, все-таки, сущностью журналистики и, таким образом, явно впадая в логическое противоречие с самим собой.
Конечно, всякая сущность, как известно, является, проявляется, а всякое явление - есть проявление некоторой сущности, однако из этого вовсе не следует, что сущность и явление - одно и то же.
Именно поэтому категория, отражающая явление сущности, а не саму сущность, не может быть положена в основу системы категорий теории. Поэтому же массово-информационная деятельность как явление (в категориальном смысле этого слова, разумеется) журналистики, в отличие от невскрытой еще сущности, не может быть положена в основу системы категорий теории журналистики и, стало быть, не может выступать в качестве базисной ее категории, по определению.
Такая система категорий, как представляется, не в состоянии адекватно описать тот фрагмент действительности, теорией которого она претендует быть, в силу неадекватности основания данной системы категорий - базисного понятия.
Подобные возражения вызывает и приведенное выше определение С. Г. Корконосенко.
Известный шаг вперед в этом направлении сделал немецкий исследователь Г. Першке, предложив в качестве исходной категории для теории журналистики категорию “духовное производство”.
Базируя систему категорий теории журналистики на понимании сущности предмета этой теории как вида духовного производства, автор добивается серьезных успехов в формировании системы категорий теории как процесса развертывания исходной категории. Попытка описать всю систему журналистики на основе понимания структуры производства как цикла взаимопереходящих друг в друга этапов: “производство - распределение - обмен - потребление” представляет собой определенную эвристическую ценность.
Однако и этот подход, при всех его бесспорных достоинствах метатеоретического и методологического плана, на наш взгляд, не может быть положен в основу теории журналистики по той причине, что и при таком подходе к пониманию предмета теории, искомая сущность журналистики снова остается не вскрытой, под сущностью в этой концепции понимается нечто отличное от нее.
Духовное производство, вне всякого сомнения, имеет прямое отношение к журналистике, выступая одной из важнейших ее сторон. Но, когда мы говорим о журналистике как духовном производстве, речь все-таки идет о содержательной ее стороне, то есть о содержании журналистики, а не ее сущности, являющейся, как известно, инвариантом содержания, не совпадающим с ним.
Особого внимания заслуживает определение понятия журналистика, данное Е. П. Прохоровым в более ранней работе, где она (журналистика) определяется как социальное явление, выполняющее систему специфических функций по массово-информационному обеспечению жизнедеятельности социального организма. В этом определении, базируемом автором на исполнении журналистикой неких неназванных специфических функций, тем не менее, заложено, на наш взгляд, перспективное направление в исследовании и постижении сущностных характеристик журналистской деятельности.
Разумеется, подобная категориальная несогласованность и терминологическая разноголосица в теории журналистики является естественным следствием современного состояния самой теории, ее развития вширь, ее “несобранности”.
С одной стороны, эта “несобранность” не есть порок науки о журналистике, но ее необходимый этап, после которого, очевидно, должны будут быть предприняты попытки систематизации накопленного знания, попытки категориального упорядочения и согласования.
Однако, с другой стороны, нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что наличие в теории показанных выше логико-методологических изъянов, вплоть до формально-логических противоречий в понятиях - результат не только объективно-исторических причин, связанных со становлением теории журналистики.
Та самая "несобранность" журналистской теории, вынужденно признаваемая самими учеными, являющимися, к тому же, корифеями в данной области знаний, есть также плод, мягко говоря, недостаточной методологической оснащенности самих ученых, разрабатывающих (порой десятилетиями) данную проблематику, "собирающих" свою науку, после чего она, по их же оценке (на этот раз справедливой!) оказывается пребывающей, "так сказать, в несобранном состоянии".
Современная теория журналистики, действительно, полна примеров, подобных упомянутым выше, и настоятельно требует, с чего мы и начали статью, метатеоретических исследований.
Искомой "метатеорией журналистики, имеющей методологический смысл, позволяющей и требующей взглянуть на науку о журналистике в целом", является, на наш взгляд, такой раздел журналистской науки, как философские проблемы теории журналистики, в компетенцию которого входит, в частности, осуществление философско-методологического анализа теории.
Определяя содержание и статус какого-либо исследования как философско-методологический анализ той или иной теории, мы, тем самым, вступаем в область исследований, именующуюся “философия науки” или “философские проблемы науки”.
Что такое философская проблема науки как гносеологический феномен? Заключено ли в этом словосочетании какое-либо содержание, или же перед нами - еще один случай “пустого” понятия, то есть понятия, денотатом которого является пустое множество объектов, или, проще говоря, ситуации, когда в действительности не существует предмет, могущий быть обозначенным данным понятием?
Вопрос этот - отнюдь не риторический, и уж тем более, вовсе не праздный, ибо, несмотря на наличие обширной научной литературы, посвященной этой проблематике, в науке все еще можно встретить вопросы типа: “Совершенно неясно, какое содержание можно связать с понятием “философских вопросов естествознания”. Если это вопросы естествознания, то почему они философские? Если же они действительно философские, то почему это вопросы естествознания?”
Тем не менее, как представляется, данное понятие вполне содержательно. Оно отражает реальные гносеологические ситуации, периодически возникающие в процессе научного познания. В науке такие ситуации с достаточной степенью подробности описаны и в достаточной степени удовлетворительности объяснены. В сжатом виде эти описание и объяснение заключаются в следующем.
Для философского подхода к науке определяющим является стремление как бы реконструировать знание, достигнутое в ходе научных исследований, постигнуть тот или иной научный феномен как результат деятельности субъекта, познающего объективную реальность. Поэтому философские проблемы науки - это классические философские проблемы, неизбежно встающие в ходе постановки и разрешения задачи реконструкции, теоретического воссоздания существующих результатов науки. Это означает, что философское содержание на определенных этапах развития познания становится содержанием самой специальной науки.
Каковы, однако, эти этапы развития научных теорий, при которых появляются такие гносеологические объекты, как философская проблема науки, в которой философские и конкретно-научные вопросы и методы исследования представлены в органически целостном единстве?
Исследованиями в данной области установлено, что философская проблема науки возникает как выражение некоторого рода противоречия определенных результатов конкретно-научного познания с наиболее общими, целостными представлениями о мире и о способах его освоения человеком, содержащимися, прежде всего, в философских понятиях, категориях, принципах и законах.
При этом само противоречие, порождающее философскую проблему науки, может быть обусловлено разными причинами.
Во-первых, это успехи конкретно-научного знания, и тогда проблемность заключается в необходимости философского обоснования этих результатов путем “вписывания” их в систему культуры в целом.
Во-вторых, это - неудачи научного познания, и тогда необходимость в философском анализе порождается отсутствием в данный момент научных средств для объяснения того или иного явления природы или общества. В таких условиях философия может не только обосновать принципиальную возможность конкретно-научного познания соответствующего фрагмента действительности, но и, опираясь на имеющийся конкретно-научный материал, исходя из философских соображений, предложить в качестве гипотезы вариант возможного объяснения. Такая ситуация характерна для наименее развитых теорий, а также теорий, находящихся на том или ином этапе своего становления.
Если в феноменологическом плане философская проблема науки проявляется как своего рода “всплеск” в исторически конкретном культурном фоне, всплеск, порожденный результатами конкретного научного познания (успехами или неудачами), то структурно она представляет собой системную совокупность вопросов
а) собственно философского плана, затрагивающих содержание той или иной философской категории;
б) метанаучного характера, связанных с логическим анализом структуры научного знания, категориально понятийного аппарата и т. д.;
в) сугубо конкретно-научных, связанных с созданием конкретно-научной теоретической модели соответствующих фрагментов действительности.
Структурное единство философской проблемы теории выражается в том, что,
во-первых, сама философская часть проблемы не может быть адекватно сформулирована без глубокого проникновения в существо конкретно-научных вопросов, встающих в данной области науки,
во-вторых, решение сформулированных философских вопросов существенным образом предопределяется характером решения конкретно-научных вопросов,
в-третьих, в рамках единой философской проблемы специфически конкретно-научные вопросы рождаются в тесной связи с формулировкой собственно философской части.
Определяя характер исследования как философско-методологический анализ, мы должны остановиться также и на понятии “методология”.
Хрестоматийным стало положение о том, что философия является общей методологией научного познания. Однако при этом следует иметь в виду, что,
во-первых, методология не является неким особым духовным феноменом, существующим наряду с философией и наукой, методология есть функция, функция философии, то есть сама философия, взятая со стороны той роли, которую она играет в системе научного познания, в данном случае - в роли инструмента этого познания,
во-вторых, признавая за философией эту роль, необходимо подчеркнуть, что не всякая философская система в состоянии выполнить ее. Инструментом научного познания, очевидно, может стать только научная философия, то есть философия, исходящая, в отличие от так называемой валюативной философии, в своих выводах из самой действительности, строящая систему своих умозаключений на принципах, близких к научным, то есть, как минимум, на рационализме, отвергающем, в частности, введение объяснительных принципов надприродного, сверхъестественного характера, строящем знание в теоретической форме и стремящемся к логической доказательности своих выводов.
Какие методологические выводы из изложенного выше следуют применительно к теоретическим исследованиям в области журналистики?
Как представляется, они могут быть следующими:
1. В настоящий момент теория журналистики представляет собой находящуюся на стадии формирования теорию вида человеческой деятельности, объект которой - журналистика - достиг в своем развитии классических, зрелых форм и вполне созрел для формирования на его основе соответствующей теории.
2. Несмотря на этот факт, в силу ряда причин, в том числе субъективного свойства, теория журналистики на сегодняшний день не в состоянии адекватным образом отразить предмет в теоретической форме, отвечающей требованиям, предъявляемым к теориям подобного рода.
3. Главными причинами неспособности теории журналистики адекватным образом сформулировать собственные основные положения являются:
- засоренность теории идеологизаторскими привнесениями, отрицательным образом влияющими на ее способность к выявлению сущности деятельности, теорией которой она является;
- недостаточно высокий уровень методологической оснащенности теоретиков, пытающихся сформулировать основные положения теории.
В действительности эти причины являются взаимообусловливающимися, что увеличивает их отрицательный эффект.
4. Наличие вышеназванных причин привело к складыванию в теории журналистики ситуации, когда она, опираясь на методологически недостаточно выверенные парадигмы, оказалась лишенной в данный момент времени научных средств для удовлетворительного в научном плане объяснения собственного предмета. Возникло противоречие между развитым объектом (собственно журналистика как система деятельности) и его отражением в теории (теория журналистики в современном состоянии), с одной стороны, и между теоретическими результатами, полученными в теории журналистики, и социально-философскими и общесоциологическими представлениями об обществе и способах его познания, лежащими в основании общественных наук, с другой.
5. Выражением данного противоречия в обеих его “ипостасях” и является, на наш взгляд, сложившаяся в теории журналистики проблемная ситуация, носящая, как представляется, ярко выраженный характер философских проблем второго типа, связанных с определенными теоретическими трудностями, возникшими в этой фактически становящейся теории, и настоятельно требующая ее методологического, по сути, философско-социологического анализа.
6. Задачей подобного философско-методологического анализа теории журналистики является выработка объяснения предмета этой теории, то есть основных закономерностей журналистики как системы деятельности, выраженных в адекватной действительности системе категорий и понятий, отвечающей требованиям научности, (прежде всего, логически непротиворечивой рациональности), то есть именно та задача, которую сформулировал Г. Першке.
7. Важнейшей предпосылкой решения такой задачи выступает философско-социологический подход к теории журналистики, выражающийся в философском освоении результатов научных исследований в данной области знания, в попытке реконструкции этого знания на основе общих принципов, принятых в данной (то есть, научной) философии, в том числе и правил обращения с ними (логика).
8. Все изложенное выше означает, что философские проблемы, с необходимостью встающие в ходе постановки и решения задач реконструкции, теоретического воссоздания существующих результатов теории журналистики, становятся содержанием самой этой теории, а не являются чем-то привносимым в нее извне. “Как всякие две диалектические противоположности, философия и специально-научное знание всегда были связаны между собой, однако первоначально развивались в относительной обособленности. Их соединение - основа синтеза современного научного знания. Оно означает превращение науки из непосредственно-содержательной в рефлексирующую, а рефлексирующей философии - в содержательную рефлексию. Синтез и достигается, поскольку рефлексирующее содержание и содержательная рефлексия составляют свое иное, т. е. единое целое. Расчлененность, разумеется, остается, но это уже другая, внутренняя для целого расчлененность”.
В этой связи мы не можем разделить точку зрения некоторых ученых, считающих, что журналистская наука - исключительно прикладная: “В конце концов, как бы мы ни рвались в эмпиреи, ни тужились добраться до философских высот, наука наша - прикладная (то, что в социологии называется теорией среднего уровня). И заботиться нам лучше бы о том, чтобы таковой она и оставалась: по месту в структуре наук, а не по качеству”.
Теория журналистики, действительно, по статусу в системе социологического знания, является социологической теорией среднего уровня, сферной социологией.
Но наука о журналистике, являясь системой знаний, содержательно представляет собой многоуровневую структуру. Это наука “многоэтажная”, возводящая свои этажи от практики, то есть от преобразовательной деятельности и, поднимаясь по ступеням абстракции, вплоть до философских обобщений. Так, ее элементами, этажами являются следующие.
Непосредственно с практикой (с жизнью) соприкасаются так называемые инженерные исследования, социальная инженерия в виде конкретной эмпирической социологии журналистики - социологические опросы, анкетирование, дающие для науки и практики первичные эмпирические обобщения, служащие, в свою очередь, исходным материалом для более высокого уровня теорий. При этом сам термин “более высокий уровень” в данном случае не несет никакой оценочной нагрузки, не имеет оценочного характера. Речь идет просто об оперировании более широкими абстракциями, давая возможность перейти от рассуждений, связанных с конкретным объектом (скажем “аудитория города Таганрога”, как в случае с известным исследованием под руководством Б. А. Грушина) к суждениям о городской аудитории вообще.
Дальнейший этап (этаж) - собственно социология журналистики как теория среднего уровня - оперирует понятиями “аудитория вообще”, “аудитория как таковая”. Поднимаясь в уровне абстрагирования еще на ступеньку выше, мы приходим к понятию, скажем, “объект журналистской деятельности”. Это - уровень журналистской науки, который иногда называют “общей теорией журналистики”. И, наконец, предельный уровень теоретизирования в рамках журналистской науки - это область, пограничная с теоретической социологией и даже с философско-социологической теорией. Этот уровень - философско-социологические проблемы теории журналистики.
Какова цель такого восхождения по ступеням абстракции? Эта цель - возвращение к практике, но уже с выверенным научным инструментарием, имя которому - “понятийный аппарат”, организованный как методология.
Зададимся простым вопросом: как провести прикладное социологическое исследование, что для этого нужно?
Очевидно, что, кроме материально-технического обеспечения (бумага, средства обработки анкет), социологов, проводящих опросы и обрабатывающих ответы, крайне необходима гипотеза исследования, базирующаяся на некоторой теории и дающая возможность сформулировать систему анкетных вопросов, определить выборку и т. д.
Именно формулировка гипотезы исследования является важнейшей составляющей любого конкретного исследования. Именно поэтому отчет об уже упоминавшемся исследовании в Таганроге (впрочем, как и любой другой отчет о социологическом исследовании) начинается с главы (раздела), посвященной теоретической части, основанию исследования. Такое основание невозможно получить в прикладной науке.
С другой стороны, конкретные социологические исследования дают эмпирический материал не только и не столько науке. Выводы и результаты этих исследований важны для дальнейшей оптимизации деятельности, которая стала объектом исследования.
Поэтому мы можем сказать, что любой акт научной деятельности (как прикладной, так и теоретической) в конечном счете, направлен на оптимизацию практики.
Другое дело, что связь различных этажей науки с практикой различна. Для инженерных социологических исследований эта связь - непосредственна, для других этажей - опосредованна. И чем выше уровень абстракции, тем длиннее цепочка опосредований.
Конечно, значительная часть науки о журналистике - прикладная. Однако представлять дело так, что наука о журналистике - только прикладная - было бы не совсем правильно.
К возможному неудовольствию сторонников идеи о сугубо прикладном характере теории журналистики, необходимо заметить, что к практике можно прилагать только теорию, ибо больше - нечего. В дихотомии действительности на практику и теорию просто не остается других альтернатив, и если кто-то делит действительность на практику и еще что-то, то этим “чем-то” может выступать только теория. Стало быть, теория и есть то самое искомое “что-то”, которое только и можно приложить к практике.
Вполне понимая (хоть и не разделяя) известный “революционный романтизм” теоретиков-"рыночников", которые фактически ставят знак равенства между практичностью теории и ее покупаемостью, полагаем, что такая постановка вопроса, как минимум, страдает некоторой односторонностью: “...Вопрос о том, что мы можем предложить в качестве практичной теории. И тем самым, есть ли нам самим, с чем выйти на рынок. Это зависит в немалой степени от того, как скоро мы соберемся изучить те вопросы, которые уже поставила журналистская жизнь, научимся ли подсказывать на них ответы, а значит, сделать и нашу собственную продукцию покупаемым товаром”.
Рассуждая, таким образом, авторы, разделяющие данную точку зрения на понимание "практичности" той или иной теории и соответственно, ориентируя теорию в указанном направлении, как представляется, не вполне учитывают то обстоятельство, что нельзя "приобрести" лицевую сторону медали, не "приобретая" ее обратной, изнаночной стороны; что, в условиях тотальной покупаемости всего и вся, страдает, как правило, именно теоретическая наука (десятилетие постперестроечного периода в России еще раз это правило подтвердило); что практически везде в так называемых цивилизованных странах, например, затраты на НИОКР вынуждено брать на себя все общество (в лице государства, а значит - налогоплательщиков); что, вообще, “хорошее” понятие “покупаемость” есть лишь иное наименование “плохого” понятия “продажность” и что квалификация той или иной науки как чьей-нибудь “продажной девки” (являющаяся естественным, легко прогнозируемым ответом на понимание учеными практичности своей теории как покупаемости ее продукта, превращенного в товар) не всегда может быть так уж далека от действительности, как кажется иным "певцам" рынка с их весьма положительным отношением к тотальной покупаемости как критерию оценки науки и ее результатов.
Подводя некоторые итоги изложенному, необходимо отметить, что философские проблемы теории журналистики как область научных исследований являются своеобразным методологическим "самоанализом", саморефлексией теории журналистики, с акцентом на логический аспект проблемы, то есть на анализ по преимуществу категориально понятийной структуры этой теории, имманентными элементами которого выступают критический обзор существующего положения дел в теории и предложение варианта решения этой совокупности проблем на основе философско-социологического освоения результатов, полученных в теории журналистики, выступающей отражением основных закономерностей самой журналистики как сферы общественной жизни.

ЛИТЕРАТУРА

1. Прохоров Е.П. Предмет и структура науки о журналистике, в сб. Основные понятия теории журналистики. М., 1993, с.26 - 27.
2. См.: Прохоров Е. П. Введение в теорию журналистики, М., 1995, с.12-13.
3. Там же, с. 13.
4. Корконосенко С. Г. Основы теории журналистики. С-Пб., 1995. с.3.
5. Липовченко Н. Н. Очерк теории журналистики, М., 1985, с.8.
6. Прохоров Е. П. Введение в теорию журналистики. М., 1995, с. 30.
7. См.: там же, с. 41, 43.
8. См.: Першке Г. Журналистика как отрасль духовного производства, в сб.: Основные понятия теории журналистики. М., 1993,
9. Прохоров Е.П. Предмет и структура науки о журналистике, в сб.: Основные понятия теории журналистики, М., 1993, с.35.
10. Прохоров Е.П. Предмет и структура науки о журналистике, в сб. Основные понятия теории журналистики. М., 1993, с.26 - 27.
11. Акулов В.Л. Диалектический материализм как система, Минск, 1986, с. 156.
12. См. напр.: Метлов В.И. "О понятии "Философские проблемы науки" в сб. "Философия, методология, наука". М., 1972; Философия и наука, М., 1973 и др.
13. См.: Момджян К.Х. Социум. Общество. История. М., 1994, с.27-46.
14. Подробнее об этом см.: Симанов А. П. Методологическая функция фило-софии и научная теория. Новосибирск,1986.
15. Фофанов В.П. Социальная деятельность как система. Новосибирск, 1981, с.231.
16. Фомичева И. Д. Журналистика переходного периода: развитие практики и вызов науке, в сб.: Основные понятия теории журналистики, М., 1993, с. 5.
17. См.: Массовая информация в советском промышленном городе. М., 1980.
18. Фомичева И. Д. Журналистика переходного периода: развитие практики и вызов науке, в сб.: Основные понятия теории журналистики, М., 1993, с.6-7.