Рецензия на фильм Сидни Люмета "Чайка".

Пьесу «Чайка» можно считать самой «русской»  после пушкинской «энциклопедии русской жизни» – «Евгения Онегина». Чехов сумел собрать воедино: горе от ума, по Грибоедову, тургеневское противостояние отцов и детей и, даже, горькую судьбу бесприданниц, описанную Островским.  Не зря словами героев пьесы говорит почти каждый житель самой читающей страны в мире. Цитаты эти так плотно вошли в лексикон, что и сами уже стали частью русской действительности.
К этой «русскости» «Чайки» применимы и строки Тютчева  «Умом Россию не понять». Холодной логике  недоступно осознание того, в чём же, всё таки, заключается комичность пьесы. Это остаётся подвластным только чувствам.
Насколько прочувствовано произведение – вот критерий оценки при просмотре постановок «Чайки».  Однако  американский режиссёр Сидни Люмет попытался подняться на ещё более высокую вершину, чем любой театральный режиссер, когда либо бравшийся ставить Чехова. Люмет не только постарался подобрать шифр к «загадочной русской душе», он первым решился создать киноверсию самой театральной пьесы за всю историю русской литературы.
В 1968 году «Чайка» Люмета выходит не на сцене, где все и привыкли её видеть, а на больших экранах США и Великобритании. После Люмета экранизировать пьесу взялся в 70-м советский режиссёр Карасик. Остальные же просто боялись сравнения с первопроходцами: иначе как объяснить то, что следующая, после Люмета и Карасика,  киноверсия была создана больше чем через 30 лет.
Можно сказать, что Люмет буквально воспринял слова Кости Треплева, нелюбимого, но талантливого мальчика: «Нам нужны перемены, нужны новые формы.»
Не стоит отрицать, что Люмету, всё таки, удалось воплотить в фильме русскую действительность. По крайней мере, даже лучше, чем ожидали советские театралы в первые дни проката экранизации в Союзе.
Это всегда чрезвычайно интересно, когда западный, иностранный режиссер берется за экранизацию русской классики. Нам-то кажется, что это - наше, и что мы лучше ее, нашу классику, понимаем. Но, когда мы смотрим зарубежные экранизации русских классиков, расширяется горизонт нашего понимания, Чехова в том числе.
Чехов стал уже интернациональным автором, автором, которого признал западный театр, более того - многие считают его родоначальником западноевропейского театра абсурда.
Еще интереснее, когда за экранизацию берется такой американский режиссер, как Сидни Люмет, который зарекомендовал себя в 50-ые годы фильмом «Двенадцать разгневанных мужчин».
И, конечно, в «Чайке» замечательный интернациональный состав актеров: французская актриса Симона Синьоре в роли Аркадиной, английская актриса Ванесса Редгрейв в роли Заречной. Эти имена говорят сами за себя.
Кроме небольших недостатков (вид Кости Треплева в излишне стилизованной  косоворотке, которую в ту пору едва ли можно было встретить на крестьянине в русской глубинке, или простуженного Петра Сорина, который в качестве лечения, дышит паром из чайника через носик), фильм соткан сплошь из одних достоинств. Недопустимые для кинематографа операторские решения - разфокус, проходка перед объективом, несколько не портят картины, а театрализуют фильм.
Режиссерский стиль Сидни Люмета раскрывается в финальной сцене: лица сидящих за игральным столом, поочередно возникающие на экране, выражают так много чувств и эмоций, что зритель видит не только трагедию покончившего с собой Константина, а личную трагедию каждого, пропускает через себя их судьбы и сам становится на их места.
Это и есть гений Чехова увеличенный кинообъективом люметовского таланта.